Неточные совпадения
— Это точно, что с правдой жить хорошо, — отвечал бригадир, — только вот я какое слово тебе молвлю: лучше бы тебе,
древнему старику, с правдой
дома сидеть, чем беду на себя накликать!
Я с ними рассматриваю рисунки
древних зданий,
домов, утвари, — сам черчу, объясняю, как, бывало, тебе: что сам знаю, всем делюсь.
Этот Козлов, сын дьякона, сначала в семинарии, потом в гимназии и
дома — изучил греческий и латинский языки и, учась им, изучил
древнюю жизнь, а современной почти не замечал.
Вон огороженная забором и окруженная бассейном кумирня; вдали узкие, но правильные улицы; кровли
домов и шалашей, разбросанных на горе и по покатости, — решительно кущи да сени
древнего мира!
Здешние
древние диваны и стулья переходят из
дома в
дом, не меняя формы; по ним делают и новую мебель.
Когда я при них произнес: «Корея», они толпой повторили: «Кори, Кори!» — и тут же, чрез отца Аввакума, объяснили, что это имя их
древнего королевского
дома.
Марья Степановна свято блюла все свычаи и обычаи, правила и обряды, которые вынесла из гуляевского
дома; ей казалось святотатством переступить хотя одну йоту из заветов этой угасшей семьи, служившей в течение века самым крепким оплотом
древнего благочестия.
Я чувствовал: бледнею — и вот сейчас все увидят это… Но граммофон во мне проделывал 50 установленных жевательных движений на каждый кусок, я заперся в себя, как в
древнем непрозрачном
доме — я завалил дверь камнями, я завесил окна…
И подлинно, только начал я силами владеть, не сказал никому ни слова, взял с собою часослов
древний да тулупчик и скрылся из
дому, словно тать ночью.
Во-первых, она дворянка вчерашняя, а ты потомок самого
древнего дворянского
дома.
Прелестный вид, представившийся глазам его, был общий, губернский, форменный: плохо выкрашенная каланча, с подвижным полицейским солдатом наверху, первая бросилась в глаза; собор
древней постройки виднелся из-за длинного и, разумеется, желтого здания присутственных мест, воздвигнутого в известном штиле; потом две-три приходские церкви, из которых каждая представляла две-три эпохи архитектуры:
древние византийские стены украшались греческим порталом, или готическими окнами, или тем и другим вместе; потом
дом губернатора с сенями, украшенными жандармом и двумя-тремя просителями из бородачей; наконец, обывательские
дома, совершенно те же, как во всех наших городах, с чахоточными колоннами, прилепленными к самой стене, с мезонином, не обитаемым зимою от итальянского окна во всю стену, с флигелем, закопченным, в котором помещается дворня, с конюшней, в которой хранятся лошади;
дома эти, как водится, были куплены вежливыми кавалерами на дамские имена; немного наискось тянулся гостиный двор, белый снаружи, темный внутри, вечно сырой и холодный; в нем можно было все найти — коленкоры, кисеи, пиконеты, — все, кроме того, что нужно купить.
Сотни неразрывных нитей связывали ее сердце с
древними камнями, из которых предки ее построили
дома и сложили стены города, с землей, где лежали кости ее кровных, с легендами, песнями и надеждами людей — теряло сердце матери ближайшего ему человека и плакало: было оно подобно весам, но, взвешивая любовь к сыну и городу, не могло понять — что легче, что тяжелей.
Трудно было бы решить, к какому ордену архитектуры принадлежало это чудное здание: все роды,
древние и новейшие, были в нем перемешаны, как языки при вавилонском столпотворении, Низенькие и толстые колонны, похожие на египетские, поддерживали греческой фронтон; четырехугольные готические башни, прилепленные ко всем углам
дома, прорезаны были широкими итальянскими окнами; а из средины кровли подымалась высокая каланча, которую Ижорской называл своим бельведером.
— Вспомнить не могу, — перервал Зарецкой, — в каком жалком виде была наша
древняя столица, когда мы — помнишь, Рославлев, я — одетый французским офицером, а ты — московским мещанином — пробирались к Калужской заставе? помнишь ли, как ты, взглянув на окно одного
дома?.. Виноват, мой друг! Я не должен бы был вспоминать тебе об этом… Но уж если я проболтался, так скажи мне, что сделалось с этой несчастной?.. Где она теперь?
Такого рода системе воспитания хотел подвергнуть почтенный профессор и сироту Бахтиарова; но, к несчастию, увидел, что это почти невозможно, потому что ребенок был уже четырнадцати лет и не знал еще ни одного
древнего языка и, кроме того, оказывал решительную неспособность выучивать длинные уроки, а лет в пятнадцать, ровно тремя годами ранее против системы немца, начал обнаруживать явное присутствие страстей, потому что, несмотря на все предпринимаемые немцем меры, каждый почти вечер присутствовал за театральными кулисами, бегал по бульварам, знакомился со всеми соседними гризетками и, наконец, в один прекрасный вечер пойман был наставником в довольно двусмысленной сцене с молоденькой экономкой, взятою почтенным профессором в
дом для собственного комфорта.
Сей огромный
Дом, который украшает
древнюю столицу Российскую, величественно осеняя руку ее, — сей
Дом, предмет удивления Европы, всех любопытных чужеземцев, всех друзей человечества — есть храм, посвященный Екатериною Милосердию!
Ворчали на барина только
древние старики и старухи, ютившиеся по тайникам и вышкам: продымит своим табачищем барин весь
дом.
Боже!
Зачем ты дал мне дочь, зачем послал
Ты с ней бесчестье на главу мою?
О! накажи ее! прошу тебя,
Молю тебя! — Из
древнего семейства —
И так бежать с Фернандо! — ныне вижу:
Я воскормил змею в
дому своем…
— Граждане, гонимые тоскою из
домов своих, нередко видали по ночам, при свете луны, старца Феодосия, стоящего на коленях пред храмом Софийским; юная Ксения вместе с ним молилась, но мать ее, во время тишины и мрака, любила уединяться на кладбище Борецких, окруженном
древними соснами: там, облокотясь на могилу супруга, она сидела в глубокой задумчивости, беседовала с его тению и давала ему отчет в делах своих.
Нет, благодарность наша торжествует, доколе народ во имя отечества собирается пред
домом Ярослава и, смотря на сии
древние стены, говорит с любовию: «Там жил друг наш!»
Старая барыня, у которой он жил в дворниках, во всем следовала
древним обычаям и прислугу держала многочисленную: в
доме у ней находились не только прачки, швеи, столяры, портные и портнихи, был даже один шорник, он же считался ветеринарным врачом и лекарем для людей, был домашний лекарь для госпожи, был, наконец, один башмачник, по имени Капитон Климов, пьяница горький.
Я послал вам сына моего возлюбленного, и вы убили его. Я послал вам другого утешителя — дочь мою. И вы не пощадили ее. Я создал вам власть, я обтесал твердый мрамор — и каждый день вы любовались красотою этих
древних кудрей, вышедших из-под моего резца. Вы разбили мое создание, и вот остается
дом ваш пустым. Но завтра мир будет по-прежнему зелен, и море будет так же спокойно.
Кроме яствий и карт, Хвалынцева немало удивило еще присутствие в этой комнате таких воинственных предметов, как, например, заряженный револьвер, лежавший на ломберном столе, у того места, на которое сел теперь полковник Пшецыньский; черкесский кинжал на окошке; в углу две охотничьи двухстволки, рядом с двумя саблями, из коих одна, очевидно, принадлежала полковнику, а другая — стародавняя, заржавленная — составляла
древнюю принадлежность помещичьего
дома.
В уездном городе С. остановились мы посмотреть на известные кожевенные заводы Красильникова. Нетрудно было отыскать
дом богатого заводчика, каменный, двухэтажный, лучший во всем городе; стоит он недалеко от
древнего собора, обезображенного пристройками в «новейшем» вкусе.
А каковы были эти нарочитые
дома, можно судить по лучшему из них, комедиантскому театральному
дому, деревянному и с крышею из дерну, воздвигнутому, как сказал
древний описатель Петербурга, для отправления трагедий, комедий и опер.
15 января рушилось
древнее вече. Знатные новгородцы целовали крест Иоанну в
доме архиерейском и приводили народ к присяге на вечное верное подданство великому князю московскому.
Стр. 414. Гинецей — в
Древней Греции женская половина в задней части
дома.
Сцена представляет английский сад; вправо беседка; перед нею садовые скамейки и несколько стульев; влево площадка под
древнею липою, обставленная кругом скамейками; от нее, между кустами и деревьями, вьются в разных направлениях дорожки; впереди решетка садовая, примыкающая к богатому господскому
дому; за нею видны луга, по которым извивается река, и село на высоте. Подле беседки, на ветвях деревьев, висят две епанчи, бумажный венец и шлем.
Доступ в старинные купеческие
дома, особенно ночью, не менее труден, как в
древние баронские замки, хотя нет около них ни рвов, ни мостов подъемных, ни рогатин.
О прежнем великолепии
дома свидетельствовали еще множество статуй Нептунов [Нептун — бог морей в
Древнем Риме.], Диан [Диана — богиня луны и охоты в
Древнем Риме (то же, что Артемида в Греции).], Флор [Флора — богиня юности, цветов и удовольствия у римлян.] и прочих сочленов Олимпа с разбитыми головами или обломанными руками; остатки на фронтоне искусной лепной работы и два бесхвостых сфинкса, еще, впрочем, в добром здоровье, охранявших вход в это жилище.
Вельможи изыскивали в одеянии все, что есть богаче, в столе — все, что есть драгоценнее, в питье — все, что есть реже, в услуге — возобновя
древнюю многочисленность служителей, приложили к ней пышность их одежд. Экипажи заблистали золотом, дорогие лошади, не столько удобные для езды, как единственно для виду, впрягались в золоченые кареты.
Дома стали украшаться позолотою, шелковыми обоями во всех комнатах, дорогою мебелью, зеркалами и прочее.
Пятнадцатого января рушилось
древнее вече. Знатные новгородцы целовали крест Иоанну в
доме архиерейском и приводили народ к присяге на вечное верное подданство великому князю московскому.
Князь Владимир Яковлевич, с самой ранней юности избалованный женщинами, пресыщенный ими в Петербурге и за границей, не спешил выбирать себе подругу жизни, не заботился о продолжении доблестного и
древнего рода князей Баратовых, спокойно живя с сестрой, окруженный множеством крепостных слуг, на обязанности которых было вести
дом так, как было «при стариках», за чем главным образом наблюдала ключница Гавриловна.
Но самый
древний и самый большой «убогий
дом» находился у церкви Иоанна Воина, «на старых убогих
домах», именующейся еще Воздвиженьем Животворящего Креста.
Раз, поздним вечером, ранней весною, звякнуло железное кольцо калитки у
дома Евпраксии Михайловны. Тихим, слабым, чуть слышным голосом кто-то сотворил Иисусову молитву. Привратник отдал обычный «аминь» и отпер калитку. Вошел
древний старец высокого роста. Преклонные лета, долгие подвиги сгорбили стан его; пожелтевшие волоса неровными всклоченными прядями висели из-под шапочки. На старце дырявая лопатинка, на ногах протоптанные корцовые лапти; за плечами невеликий пещур.